корпел над священным писанием или произведениями классиков древности. Всеобщее внимание привлекали науки, изучавшие язык, письменность, — филология и учение о боге и религиях — богословие.

Век физики, химии и других естественных наук еще не пришел.

Студентам, занимавшимся науками о природе, трудно было найти уроки, которыми обычно университетская беднота поддерживает свое существование, — их знаниям не особенно доверяли!

У смоландца был прекрасный аттестат из Лунда, в котором говорилось, что он хорошо образованный и особо одаренный студент, «ведет себя в университете так, что он и по прилежанию своему и по поведению сделался дорог всем, кто его знал». Но и этот аттестат помог только в одном — в зачислении в Упсальский университет.

Из дома писали, что отец часто болеет, семья бедствует. Одно письмо тяжелее другого!.. И в каждом, как постоянно повторяющийся мотив длинной песни, звучала одна и та же мысль: напрасно проводить дни в Упсале, надо взяться за ум. Отец болен, младший сын еще ребенок. Кому достанется приход?

Может быть, и в самом деле родные правы? Надо же подумать о семье.

Обеспеченное положение пастора становится заманчивым для изголодавшегося студента… Или возвратиться в Лунд к доброму Стобеусу? Тот помнит его и примет с радостью…

Нет, а вдруг фортуна будет к нему благосклонна. Надо перетерпеть, выдержать, выстоять. И он стискивал зубы, снова, снова принимался за книги, упорным трудом заглушая ноющую боль в желудке.

Кругом было столько сытых людей. Упсала — богатый город, важный центр внутренней торговли. Какие ярмарки здесь бывали — на всю Швецию! Они устраивались с древнейших времен, обычно в феврале месяце. Бедному студенту один взгляд на эту обильную дичь, горы оленьего мяса, возы откормленной птицы, тонкие холсты и полотно, что привозили сюда крестьяне из северной Швеции, доставлял лишнее страдание.

Сколько в Упсале памятников старины! Слово «Упсала» означает в переводе «Высокая зала». Ее название связано с древним преданием о том, что языческие боги Один, Тор и Фрея восседали здесь когда-то на своих престолах. Может быть, нигде в других провинциях Швеции не сохранилось так много языческих легенд, сказаний и обычаев, как в Упсале. Близ города за́мки… Походить бы, побродить вволю, посмотреть… Но от заботы о куске хлеба и полной неустроенности тускнеет интерес к окружающему. Может быть, это последние дни в университете и придется все-таки бросить учение…

Нашел единомышленника

Единственной отрадой в эти мрачные дни была дружба с одним студентом, по имени Петр Артеди, на два года постарше его. Их роднило многое, и прежде всего страстное влечение к науке. Артеди занимался изучением рыб и земноводных. Линнеуса кроме растений интересовали птицы и насекомые.

— Мы поделили с вами области исследований, не так ли? Растения — моя держава, так же, как ваша — рыбы! — пошутил Линнеус.

— Зато минералы и четвероногие у нас общие, — подхватил высокий, серьезный Артеди.

Часы, которые они проводили вместе, доставляли обоим истинное наслаждение. Говорили подолгу, горячо обсуждая прочитанные книги.

Обоих не удовлетворяло положение с классификацией: Артеди — по рыбам, Линнеуса — по растениям.

— О каком растении он пишет? Не понять! — запальчиво говорил Карл Линнеус, показывая другу описание какого-нибудь растения в книге. — Разве нельзя яснее сказать? Сказать так, чтобы можно было по описанию узнать растение в самой природе. — Линнеус говорил громко, быстро, вскакивая с места: — Ну, вот что пишет Иероним Бок. Вы знаете его?

— Да, известный ботаник прошлого века из Вогез, читал кое-что из его работ, — медленно отвечал Артеди.

— Так послушайте. — Линнеус взял со стола книгу. — «Повсюду в нашей стране растут два обыкновенных вьющихся растения с белыми цветами в виде колокольчиков или бубенчиков. Большее из них охотнее живет у заборов, ползет через них, скручивается и вьется. Меньшее сходно с большим цветами и листьями, корнем и круглым стеблем, но в нем все тоньше и меньше. Некоторые цветы на нем совершенно белые, некоторые — телесного цвета с красными полосками. Эти растения встречаются на сухих лугах и в садах. Они вредны тем, что, вползая и обвивая, заглушают другие садовые растения. И их трудно полоть». Видели вы эти растения? Представляете их? Трудно? А между тем Бок велик тем, что хотел внести порядок в классификацию растений. — Линнеус задумался. Друзья помолчали некоторое время.

— Ну да, припоминаю, как же! Он отверг алфавитный порядок, — сказал Артеди.

Линнеус поднял голову.

— Вот именно, некоторым ученым пришла в голову мысль расположить названия растений по алфавиту.

— Словарь растений? — Артеди улыбнулся. — Алфавитная система.

— Бок не признал правильным расположение растений в алфавитном порядке. Отказался от него. И поступил мудро: практически как этим словарем пользоваться? Ботаники бродят по всему миру! Привозят новые и новые растения. Посудите сами, значит, надо все время расширять словарь.

— Он устаревает, не успев появиться в печати. Да, нужно что-то совсем другое…

— Бок не дал коротких ясных названий, а они-то и нужны… Послушайте, Артеди, я постоянно думаю, как лучше распределить растения по группам. Я хочу найти такой порядок, чтобы было удобно пользоваться им. Какой он должен быть? Признаться, у меня есть некоторые мысли на сей счет, но пока еще рано об этом. Дело в том, что надо найти самое главное, чем различаются растения, и самое главное, в чем они схожи. Вот по этим признакам, вероятно, и следует объединить растения в группы и расположить в стройной системе.

Артеди слушал всегда молча, вдумываясь в речи своего порывистого друга.

— Видите ли, Карл, классификация рыб и земноводных страдает теми же недостатками. Каждый ученый называет и описывает по-своему одну и ту же рыбу. Мне думается, и здесь нужны реформы. Надо работать больше. Мы еще так мало знаем!

На этом они оба сходились: работать, работать! Надо чаще делать сборы в природе, изучать коллекции в музеях, читать и читать. К счастью для обоих, в Упсале была хорошая библиотека и при ней небольшой кабинет с интересными коллекциями.

Несостоявшееся прощание

Письма из дома шли все более и более тревожные: из-за болезни отца средств к существованию семьи совсем не остается. Родные упрекали его в бессердечии и жестокости. Писали, что на родине смеются над этой страстью к науке, считают безрассудным пребывание в Упсале, называют его нищим, глупцом.

Что делать? Линнеус исхудал до неузнаваемости. Стал еще более нервным, раздражительным, временами впадал в апатию, уныние. Да неужели он действительно не любит родных, если их мольбы о помощи не трогают его? Или сердце у него вправду очерствело, высохло… как те растения, что с жадностью скупца он